Ты плыл, среди лунного света мерцая,
И гнался всю ночь за холодной луной.
И прятались звёзды, а мессеров стая
Тебя поджидала за хмарью густой.

В атаке недолгой у тихого Дона
Отец мой упал на разбитый лафет.
И стал я на Волге хозяином дома
В свои горевые одиннадцать лет.

Звёзды на небе, как веснушки.
Словно бровь, полукруг луны.
Спит доверчиво деревушка
Под баюканье тишины.

Угощала девушка бойцов
На днепровской жаркой переправе…
Пламенел кроваво берег правый –
Отсветы ложились на лицо.

Не назову счастливым детство,
Безрадостным не назову,
И не найду, куда мне деться
От дум, которыми живу.

Ещё мне снятся сны годов сороковых:
Бегу, бегу, бегу вдоль серых мостовых,
Стою, стою, стою в хвостах очередей,
Гляжу, гляжу, гляжу в глаза учителей!

Когда войны умолкнет шум,
Шинель сниму я, бывший воин,
В ночи слезою орошу
Гармату*, брошенную в поле.

Как долго –
Через всю Россию –
Шли письма.
Днём и по ночам.

Захолустный сын России,
По-крестьянски тих:
В двадцать – услыхал впервые
Паровозный крик.

Поминальные красные розы
На бессчётных могилах солдат…
Их омыли не майские росы,
В этот день материнские слёзы

Чей-то голос, высокий и зыбкий,
Стал тревожить меня без конца.
Отмахнулась легко от улыбки,
И она улетела с лица.

О, как плясал он,
конопатый!
Хотите
верьте или нет...

Ушло это время, но след не истёрся
Из памяти нашей живой…
Багровым рубцом он в судьбу нашу вросся –
Тот огненный след фронтовой.

На кромке переднего края,
лишь крикнуть успевший: «Вперед!»,
он знает, что он умирает,
не верит, что насмерть умрет.

Когда отца на поле бранном
подмяла дымная броня,
я разминулся с младшим братом,
который мог быть у меня.