С НАДЕЖДОЙ И УПРЕКОМ
Отступаем опять. Дым горячий и черный.
Городок полыхает, городок под огнем.
Очень хочется пить. Забежали в просторный,
По-добротному срубленный дом.
На опушке дымятся подбитые танки.
Остывают орудия. Грохот затих.
Мы в леске придорожном, на светлой полянке,
Схоронили друзей боевых.
Осень листья стрясала с калины застылой:
За листком неохотно срывался листок,
Покружившись печально над братской могилой,
На сырой опускался песок.
Бой затих, лес молчит. Стрекотанье сорочье
Донесется порой, и опять тишина.
В ней таится тоска, словно в доле сиротской, –
Здесь она будто горечи сирой полна.
А места здесь такие – одно загляденье:
Рядом озимь, а дальше – стеною боры.
Богатырской заставой здесь сосны и ели
Сторожат Подмосковье с далекой поры.
Здесь со мной каждый луг, лес от края до края,
Словно с другом, открытый ведут разговор.
И негромкая Нара – речушка такая –
Так же вьется, как наши Горынь иль Остёр.
Только ёкает сердце с неясной тревогой,
Стоит мне, обернувшись, взглянуть на восток,
Снова кажется – вижу за дымкой далекой
Я Москву на скрещенье дорог…
Передышки судьба до сих пор не дала нам.
Подмосковье… Последняя пядь, а за ней –
Институт, где я лекции слушал недавно…
Площадь Красная… Кремль… Мавзолей…
Ах, как здесь на опушке алеет рябина,
Словно там, у Днепра, где родимая мать.
Мне отсюда – две тысячи верст до Берлина.
До Москвы – только семьдесят пять…