Осатанело бьет в лицо пурга.
Рассвет застрял, плутая в коловерти.
Лежим в ста метрах от траншей врага
И в четырех – от спрятавшейся смерти.

Наверное, это к вёдру,
Когда комары в осоке,
Наверное, это к вёдру,
Когда по лугам туман.

Всё сдвинулось – прошли века,
Иль жизнь прошла? – и не заметил.
Негаданно-нежданно встретил
В земле неблизкой – земляка.

Осеннее хмурое утро.
Вагоны на рельсах рядком.
В них – дети, и утлая утварь,
И горе на тряпках ничком.

Без тебя мне на свете не жить,
Океанских разливов земля.
И нигде никогда не забыть
Эти взрытые боем поля,

Суровый год, июльский зной,
Огонь прямой наводкой.
Идут солдаты – пеший строй –
Со скатками, в обмотках.

Среди тряпья, немецких касок, ям
Здесь, у крыльца, валялось под ногами
Льняное полотенце, по краям
Расшитое большими петухами.

На поле битвы, на чужой земле
Солдат-якут лежал в морозной, сизой мгле.
Из раны кровь текла горячим липким клеем,
Со льдом навек срастить бойца хотела.

Белоголовому мальчишке
В глухом берёзовом краю
Узнать пришлось лишь понаслышке
Про славу прежнюю твою.

К порыжелой воде гнулись вербы с откоса,
Вился пар над разливами росной травы.
И звенели луга и просили покоса,
Но корежили землю глубокие рвы.

Война опять у Дона сутками
Ворчала, кашляя надрывно,
С морозным ветром звуки жуткие
Текли на хутор непрерывно.

Дети вернувшихся с фронта бойцов,
чем-то похожи мы все на отцов…
Чем-то незримым…
и мы, как они...

Синюшность неба от «Циклона Б»*…
Германский воздух ядовит и страшен.
Хотя бы шаг в распятой боли пашен,
Хотя бы шаг я не прощу себе!

Я иду сосновым бором. Память в прошлое уносит –
Вспоминаю город дальний, дом и улицу мою.
Снег затейливым убором лег на ветви стройных сосен, –
Вот таких же самых сосен, как в моем родном краю.

Как библейские звезды исхода,
Надо мною прибита всегда
Сорок первого вечного года
Несгорающая звезда.