Я имени его не знаю –
Быльём былое поросло…
Но часто-часто вспоминаю
Его с улыбкой: дед Тепло…

Взметнулась память! Озарилась вспышкой
Далеких лет – ликующих минут.
По памяти моей бегут мальчишки –
Китайские оборвыши бегут.

Я об Алёшке, младшем брате,
Который помер, говорю.
В войну мы с ним в голодной хате
Дивились молча сухарю.

Снова много на лицах веснушек,
Март – и всюду бушует весна,
А стволы пулеметов и пушек
Раскалились почти докрасна.

Был я там, где рвались мины,
Слышал рядом свист свинца.
Долю фронтовой судьбины
Честно вынес до конца.

Зло рисовалось мне по сказкам.
Затем наказанный злодей
Запоминался тёмной краской
И был похожим на людей

От сплетен, от мнимых успехов,
От скуки, что рядом всегда,
Есть счастье куда-нибудь ехать –
Совсем безразлично куда.

Под Полоцком
было так:
мутная
Полота

Когда закончилась война,
В село вернулся инвалид.
Он сыну, другу моему,
Привёз свисток.

Я запомнил осень сорок первого:
Взрывы бомб, кочевья, плач без слез.
Боевую выучку и нервы
Проверять курсантам привелось.

Помню, курит и охает: «Боже мой!..»
Приступ лёгочной боли долог:
Шевельнулся дымком потревоженный
Под ребром у неё осколок.

Ударил заступ
по винтовке.
Жива
святая боль земли…

Нелегко художнику-солдату,
Краток на путях войны привал, –
Наш товарищ фронтовой когда-то
Нас в часы досуга рисовал.

Ты не любил рассказов о войне:
«Мы были и защитники, и судьи, –
Сказал однажды. – Вся война, по сути,
Навеки запечатана во мне…»

В сырой степи под Перекопом,
Где мы ломали рубежи,
Где были длинные окопы,
Рвы, загражденья, блиндажи