Я не очевидец… рассказали,
Только мне не верить не резон…
Летом, в сорок пятом, на вокзале,
Покрывая крики, гомон, звон,
Пальцы поотвыкшие терзали
Сквозь войну прошедшую гармонь.
В толчее, раздвинув круг пошире,
Кто когда хотел, пускался в пляс.
Отгремели лютые четыре, –
Иль не повод танцевать сейчас?!
Только вдруг как будто стало тише,
Гармонист споткнулся, взял не в лад,
Потому что в круг широкий вышел,
А точнее – выехал солдат.
И верхом на звонкой таратайке
Танцевал безногий так, как мог,
Не жалел заржавленные гайки,
Как когда-то не жалел он ног.
В танце том была такая удаль,
И такая лихость в нём была!..
Ну а что в коляску был обутый –
В те года привычные дела.
Главное – глядел в глаза он смерти,
Главное – сумел не умереть,
Он войну окончил в сорок третьем,
Но себя оставил там на треть.
И теперь по случаю Победы
В жилах кровь гудела, как огонь:
«Эх, пошли, мои велосипеды,
Шибче жарь, солдатская гармонь!»
Крутится юлою на колёсах,
Утюгами в такт гармошке бьёт.
Демобилизованный матросик
Просвистел в цигарку: «Во даёт!»
А другой: «Ах, чтоб войне-паскуде…»
Но танцует под гармонь солдат.
Одобряя, улыбались люди,
Лишь вдова завыла невпопад.
Печатается по альманаху «Молодой Ленинград»
(Л.: «Советский писатель», 1989).