Камни выли, злые от веселья.
Дядька сыпал: «Жив курилка, жив».
Словно бык на выгоне весеннем,
Пар ревел, потёмки оглушив.
«Пар, племяш, для ревматизма смазка,
Всё равно что дёготь для колёс...»
Из котла я черпал старой каской,
Из дыры-пробоины лилось.
«Не жалей, поддай ещё немного.
Ну, уважил. Ну, попарь теперь!»
Проклиная всех чертей и бога,
Вышибал я низенькую дверь.
Охмелев от банного разлива,
Я сбежать хотел куда-нибудь,
А в окно заглядывали ивы,
Словно норовили подмигнуть.
Бородёнку гладя, в хлопьях мыла,
С листьями на розовой спине,
Дядька ухал: «Боль в ноге томила...
Дай-ка, Димка, рукавицы мне!»
Рыжий, битый, словно жердь, костлявый,
В шрамах, что кричат который год:
Этот – полоснуло под Любавой,
Этот – у Полибинских высот.
Белый пар – берёзовая кладезь.
«Растерял дружков в одном году,
За дружка Терентия попарюсь,
А ещё за Федю Лободу».
По худым плечам носился веник.
«Всей хворобе фронтовой капут!»
Баня, приподнявшись с четверенек,
С маху плюхнуться хотела в пруд.
Солнце, плавясь, по садам катило,
Рыжий дядька крякал: «Благодать!»
Раскалённый дядька, как светило,
Выходил из бани подышать.