В трамвае раскатисто-громко
Сутулились в тесном ряду
Старуха с дитём и котомкой –
Чужие, видать, в городу.

Где отец схоронен – неизвестно,
Лишь известно: он погиб в бою,
По-солдатски преданно и честно
Защищая Родину свою.

Теперь, когда настала тишина,
Все громче голос совести пытливой.
Над вереском, над лесом, над заливом
Звенит, звенит тончайшая струна.

Памяти первого парада Победы
Ещё стоит над площадью московской
Не выветренный временем накал…
Командовал парадом Рокоссовский*...

«Убей, – в плакате было, – немца!»
Да, немца. Коротко и прямо.
Здесь ненависть имела место.
И ненависть имела право.

В парадных военных расчётах
Великая слава течёт.
В расчёт не берут желторотых.
Их скромная слава не в счёт.

Я по свету немало хаживал,
Жил в землянках, в окопах, в тайге,
Похоронен был дважды заживо,
Знал разлуку, любил в тоске.

Ты помнишь, Юра, помнишь,
Помнишь –
Нельзя такое забывать, –
Как ты в окопе ровно в полночь...

И молодеет дед Ероха,
Весь озарится блеском глаз –
Услышит только звук гармошки,
Увидит русский перепляс.

Один лишь конь был в том обозе,
Как гость израненной земли.
За ним просёлком по откосу
Коровы в упряжи брели.

До глубины потрясена,
Земля качается от боли.
Там, где заставила война,
Залёг солдат в открытом поле.

Буки здесь высоки, реки очень степенны на вид.
Тюрингенский пейзаж – живописен, холмист и широк он.
Путь от Веймара зелен и щедро цветами увит.
И туристы с улыбкой глядят из автобусных окон.

Твердил я сербского склады,
Учил я сербский стих.
Как сербские слова тверды,
Как мало гласных в них.

…Погаснет экран.
Мы вздохнём с облегченьем: прошло!
Концлагерь, бои, партизаны – в архивах, на плёнке…
Но плачет соседка, уткнувшись на кухне в окно:
Ей ветер афганский недавно принёс похоронку.

Он знал, что там, в тылу, страшнее.
Там смерть, как длинная траншея,
На дни и годы продлена.
Здесь смерть мгновенна...