В очередях накурено. И звук
Беседы долгой без особого сюжета,
За пазуху нырнув, ползёт из-под манжета
И в жестах расправляет кисти исхудалых рук.

Всю войну и четверть века после
Сына в отчий дом ждала она.
Солнце светит, ливень ли, мороз ли –
Всё не отходила от окна.

Тихо кружится звёздная сфера,
Светит млечная пыль на сосне.
«Разворачивай пушку, холера!» –
Это папа воюет во сне.

Не хочу тебе писать, родная,
Ни о том, как тяжек ратный труд,
Ни о том, как люди, умирая,
Навсегда дышать перестают,

Жизнь у разведчика,
Как, впрочем, у всех,
Одна лишь…
Но прежде

Нелегко художнику-солдату,
Краток на путях войны привал, –
Наш товарищ фронтовой когда-то
Нас в часы досуга рисовал.

Сладко пахнет привянувшим сеном –
Начинается луг от избы.
В этом мире, со мной откровенном,
Что мне нужно ещё от судьбы?

Окаймленный горестною тенью,
Видит мир, от ярости дрожа,
Как с пальбой врываются в селенья
Рыцари отмычки и ножа.

Когда, прижимаясь к земле
Щекою, беспомощным телом,
Зажмуренный, словно во мгле,
Лежишь под воздушным обстрелом

Никаким космическим снарядом
Странствовать не стоит в те края:
Антимир, по сути дела, рядом –
Он в дырявой каске у ручья...

Не закалило ни своё,
ни чьё-нибудь чужое горе.
Над Беларусью вороньё
вопит истошно в диком поле.

На фотографии отца
Тех, довоенных лет –
Уже дыхание свинца,
Уже победы свет.

Всё так знакомо, так знакомо:
Родимый дом, обрыв, Урал…
Седьмое утро нынче дома
Гостит гвардейский генерал.

Мы жили в пограничной полосе
Близ хуторов, когда-то заселённых.
Я уходил по молодой росе
И дотемна бродил в лугах зелёных.

В маленьких конвертах белые листочки,
А в листочки вложены радость и тоска.
Хорошо знакомые бисерные строчки –
Их вписала бережно милая рука.