Ах, что за бабушка была
Евгения Васильевна!
Приду из булочной с угла
и сяду обессиленно.

Подобных судеб знаю много,
Но что с того, но что с того?
Я верил в Сталина, как в бога,
И клялся именем его.

Еще кого здесь выжечь хочет
Пороховая эта мгла?
Последний житель, черный кочет, –
Всё, что осталось от села.

Сердечный друг мой пишет так:
«С войны вернусь, дожидайся меня».
Стану с войны дожидаться тебя, –
Сокруши врага, героем вернись!

Простят ли потомки наш век за такое:
Мишени встают в океане травы…
Солдаты, солдаты! Вам нету покоя,
Но все сознают, что покой – это вы.

Ах, только беллетристике не верьте –
Всей этой философии двойной.
Когда война, не думают о смерти,
Пока она обходит стороной.

Сегодня здесь такая тишина,
Такая ночь, что я боюсь поверить,
Что будто здесь – вчера еще – война
Врывалась в дом, срывая с петель двери

Два шага от стены к окну,
Немного больше в длину –
Ставшая привычной уже
Комнатка на втором этаже.

Как холодно на перекрёстках!
В подъезде дуют сквозняки,
в пролёты сыплется извёстка,
в пролёты жизни и реки...

– Помнишь, мама, колоски военные,
Редкие, на низенькой стерне,
Золотые, необыкновенные;
Поле после жатвы в сентябре?

Я не знаю, как было не надо…
И не знаю, как надо теперь.
Кто блокаду прожил
Ленинграда,
Пережил зло вселенских потерь.

У песочницы только и слышно,
Где в песке на «бандите» «бандит»:
«У Наташки поехала крыша –
Вновь Наташка ночами бомбит!»

Народу в столовой – культя на культе,
Костыль к костылю,
Кто стоя, кто сидя.
Подвинься, браток...

В заснеженном Ленинск-Кузнецке
Война приземлила меня.
Впадала в сибирское детство
Зелёная речка Иня.

С фронта письма,
письма,
письма…
Часто в них одно – «…убит…»...