ГЕНКА

Из поэмы «Пятьсот весёлый»

Кто знает, почему пятьсот весёлым
Мы общежитье наше нарекли?
Ребята, не отвыкшие от школы,
Мы поездов тех помнить не могли.

Нам приглянулось бойкое названье.
А с чем его едят? Да лишь бы съесть!
И только позже к нам пришло сознанье,
Что не ошиблись мы, что сходство есть.

Шли на восток печальные составы
Из-под Смоленска, Курска и Орла.
В разгар войны у маленькой заставы
Рожéница на людях умерла.

Орал малыш, орал, не понимая,
Зачем война, зачем далёкий путь.
И женщина, совсем ему чужая,
Совала, плача, в жадный ротик грудь.

А он орал, надрывно и устало,
Пред кем-то виноватый без вины.
Детей и женщин, раненых и старых
Везла страна подальше от войны.

На перегонах чайники гремели.
Скрипели торопливо костыли.
Бил с бреющего «мессершмитт» по цели,
И огрызались яростно тылы.

Рабочие, дорожники, артисты,
Отпускники, колхозники, спецы
Из тупиков следили, как плечисты,
Как высоки сибирские бойцы.

Подростками запружены платформы –
На фронт, на фронт… А с боковых путей
Им козыряли старики по форме,
Те, что остались «соблюсти детей».

Вне графика спешили эшелоны –
На фронт, на фронт… А где-то под Москвой
Отец мальчишки, к бою головой,
Лежал на сером безымянном склоне.

Внезапный взрыв остановил его,
Ударив, словно вспышкой автогена…
Назвали сына люди без него
В пятьсот весёлом Веселковым Геной.

Здесь кто-то платье на пелёнки рвал.
Здесь кто-то мыло отдавал задаром.
Соседи в люльку превратили нары,
А сами – рядом, на пол, возле нар.

Кто скажет, почему пятьсот весёлым
Мы общежитье наше нарекли?
Не потому, что думали о горе, –
О братстве старших память берегли.

Пускай их больше никогда не будет,
Пятьсот весёлых невесёлых, но
Хотим, чтоб так же выводило в люди
Нас это братство. Нам не всё равно,

Как жить, в какие верить идеалы,
За что и перед кем держать ответ…
Ступеньками вперёд уходят шпалы.
Начало – там. Конца, я верю, нет.