Вчера был бой. Сегодня тихо слишком.
Весна на фронте! Небо – без границ.
Стоит у пушки молодой парнишка
И слушает веселый гомон птиц.

Вечер. В штабе оживленье.
Значит, будет бой.
Пишет парень заявленье,
Парень молодой.

Любуюсь я цветком в углу платка,
Что вышит незнакомыми руками
И прислан мне на фронт издалека,
Как знак того, что нежность тыла – с нами.

Поблескивая краской свежей,
На стенке катера стоят.
Их вешним светом солнце нежит,
Над ними облака парят.

Всё хорошо, светят ясные зори,
Тихие тени в оврагах лежат…
Что ж эти кедры и звёзды в дозоре
Даже при тёплой погоде дрожат?

Забывается всё на свете,
И слеза, подобно росе
Высыхающая на рассвете,
И лежанье ничком в кювете

В детстве слышал я от домочадцев,
Коль была работа тяжела,
Кто то скажет: «Где мои семнадцать!», –
Прежде чем приняться за дела.

Один лишь конь был в том обозе,
Как гость израненной земли.
За ним просёлком по откосу
Коровы в упряжи брели.

Наш зестафонский поезд ранний
стал у последнего столба, –
и это утро мне судьба
ссудила для воспоминаний.

И что тебе сердце, так горько?
Июньские полдни тихи,
Цветёт бузина на задворках,
Молчат по дворам петухи.

То не трубы трубят боевые,
Не кровавый слезится закат –
Гулеванят осины шальные
На костях неотпетых солдат.

Мы двое суток лежали в снегу.
Никто не сказал: «Замерз, не могу».
Видели мы – и вскипала кровь –
Немцы сидели у жарких костров.

Поклонимся солдатским матерям, –
Прислушайтесь, как долгими ночами
Они как бы с живыми говорят
С погибшими своими сыновьями.

Когда весна надрежет почки
И робко выглянет листва,
Пробьются памятные строчки,
Взойдут забытые слова...

Мы с радостью вперед смотрели,
Мы знали – это впереди,
Мы быть похожими хотели
На вас, товарищ командир.