НА ЛИНИИ МАННЕРГЕЙМА
Я приемлю это запустенье,
Прошлого вдыхая горький чад:
В два обхвата стены Маннергейма,
Чахлою испятнаны сиренью
Летела пуля тридцать лет.
Настигнут я – пробито сердце.
И надо мной чернеет свет…
От памяти куда мне деться!
Лежу я, вдавленный в песок,
Крест-накрест болью перехвачен…
И надо мною колосок
Склонился, будто наудачу.
Вот-вот осыплется зерно,
Налитое немой тревогой.
И все, что было так давно,
Придвинулось – рукой потрогай.
Горит (В бреду иль наяву?)
Родная наша деревенька.
Пробитый пулею, в траву
Навек упал приятель Сенька.
Незатухающая боль
Меня – как на огне бересту.
Песок в глаза метет, как соль,
И разъедающе, и остро.
Мой друг не встанет, хоть кричи, –
Зашлась душа недетской болью…
Летят тридцатые грачи
Над Сенькиным немым раздольем.