Один лишь раз всё это было:
Весна. Война. Последний бой.
Когда-то было и не сплыло,
И всё осталося со мной.

Этот день не забыть.
Этот день навсегда
В нашу память вошёл
Раскалённым осколком.

В учениях и на парадах
Себя показать я не мог –
Своё отлежал я в засадах,
В снегах у опасных дорог.

…И рассказал сосед мне в этот день:
– Мы первый снег на фронте не любили.
В атаку шли средь лёгкой снежной пыли,
А из бетонных нор фашисты били.

Полечу или нет не знаю
До Луны или до звезды
Но Луну я пробовал на язык
В сорок первом году в Казани...

Сказали: «Убит у Карпатских отрогов
И там похоронен в дубовом леске…»
И вспомнилось, – быстро бежит по дороге
Веснушчатый мальчик с рогаткой в руке.

Всё стараются
душ растлители,
Но от них,
как от прочих бед...

Я родился в войну, в сорок третьем году.
Я живу потому, что родился в тылу.
Я живу потому, что мой дед был убит.
Я живу потому, что отец – инвалид.

Он с фронта прибыл без руки,
Без той, что мел всегда держала.
И на него ученики
Глядели пристально сначала.

В нашем третьем «б» послевоенном,
На «камчатке», у окна во двор,
Возвышались Тимофей с Матвеем –
Локоть к локтю и к вихру вихор.

Сжимавшие израненную землю,
Как тело обтекаемой гранаты, –
О, бледные учительские пальцы
И тёмные рабочие ладони!

Знаешь, Валюша Довгер,
я бы так не сумела,
да и немногим мужчинам
дела твои по плечу.

Сегодня снег искрист и колок.
Над баней – седенький дымок.
Сюда выпаривать осколок
Придёт знакомый мой дедок.

Скупясь, о войне говорили,
Была эта рана свежа.
Ещё проступала из пыли
Осколков кровавая ржа.

По великой несчастной стране
В дальнем прошлом, почти позабытом,
Бродит мальчик в зелёном сукне –
В пальтеце, из шинели пошитом.