В снегу лежал и плакал как ребенок
Полузамерзший серенький котенок.
Он уцелел единственным из тех,
Кто жил в поселке. Падал крупный снег.

Окопы заросли бурьяном,
бессмертником и чабрецом…
Но в год, когда ты стал отцом,
они ещё чернели рвано.

Красные ленты летят по селу,
Чёрные кони не чуют подков.
Белый ребёнок на белом полу
Белое пьёт молоко.

Чумаза, обтрёпана и весела,
Рассыпалась рота у края села.
Автобусов ждут и негромко поют
Шестнадцать убитых в недавнем бою.

Без судьи, без церемониала
Начиналась вечером игра.
Сборная соседнего квартала
Вышла против нашего двора.

Пожар крылом широким машет,
Над лесом полночь глубока,
И, как дивизия на марше,
Над батареей облака.

Я, с боем прошагавший всю войну
И видевший селений русских пепел,
Взглянул вдруг на девичью седину,
Сжал автомат и девушке ответил

В широких отблесках заката
В краю задымленном, степном,
Обнявши землю, три солдата
Лежали к западу лицом.

Всё стараются
душ растлители,
Но от них,
как от прочих бед...

Но кто там зарёванный, кто там?
И в сердце навек запеклось,
Что многим моим одногодкам
Дождаться отцов не пришлось.

Прожили двадцать лет.
Но за год войны
Мы видели кровь
И видели смерть –

Здесь тишину годами берегли.
В маньчжурском городишке Санчагоу.
Днем – патрули. И ночью – патрули.
И тишина. И ничего другого.

Меня шатало после смены:
Всю ночь заказ для фронта шёл…
А дома не было полена,
И ноги жёг холодный пол.

Раскалывали спичку надвое,
Чтоб дважды свет в избе зажечь
Иль чтобы дважды, в стужу радуя,
Заполыхала жаром печь.

Колючая проволока в три ряда,
Колючий до боли снег.
Вы разными судьбами шли сюда
И разве подумать могли когда...