Он молод, строен, полон силы,
Он едет нынче на войну,
В краю родном оставив милых
Детей, любимую жену.

Мы жили в пограничной полосе
Близ хуторов, когда-то заселённых.
Я уходил по молодой росе
И дотемна бродил в лугах зелёных.

День настал. Проснулись ветры.
Пыль летит под облака.
И мелькают километры
Под ногами рысака.

Качаются домов притихшие громады,
Дрожит гранит на невском берегу.
Стреляют батареи Ленинграда
По лютому, заклятому врагу.

Снегопад лохматой лапой
Прошуршал, весной гоним…
Я во сне кричала: «Папа!..» –
И бежала я за ним.

На барже выше Сталинграда
Плывут, во сне иль наяву,
Солдаты, кони и снаряды
Плывут, – и с ними я плыву.

Дядя-тётя Маруся… Воспоминанье
С этим именем странным приходит ко мне.
Очень ярко и крупно, как на экране,
Снова детство моё в той жестокой войне.

Мой отыщется след
Там, где шли мы в походы,
И в подшивках газет
За блокадные годы…

Товарищ мой, отец мой молодой!
Мне кажется, в другом каком-то веке
Была машина марки «студебеккер»
И год послевоенный, золотой.

Стряхиваю, сбиваю
Юношескую спесь,
Но недоумеваю:
Что меня держит здесь?

Не верещит – замёрз сверчок,
До тёплых дней не отзовётся.
Наверно, поломал смычок,
А вот починит – и вернётся?

Ёжатся вдовы под ветром.
Стынут рябины багряно.
Назло жаркому лету
Листья сыплются рано.

На окраине села
С головою белой
Сына мать с войны ждала
И окаменела.

Осенний ветер плачет и бормочет,
сырая мгла висит над головой…
С позиций прежних под покровом ночи
отходит тихо полк передовой.

Под музыку оркестра духового
Уснули пацаны на тёплых крышах.
(Она играет в городском саду…)
О! Я об этой музыке наслышан!