Успенскому колодцу исполать:
Отведаю воды – прибудут силы!
Я бью поклон умению копать
До водной жилы.

– Какая прекрасная пара! –
В селе говорили про них:
– Ну чем не невеста Тамара?
– Ну чем Алексей не жених?

Стёрлись в памяти многие даты,
Только мне не забыть одной:
Возвращались с войны солдаты,
Возвращались отцы домой.

Еще от беспокойства далеки,
Не веря в то, во что мы верить смеем,
По будущим газонам и аллеям
Расхаживают важно кулики.

Всё дальше тот суровый час,
Его удары глуше.
А избы старые у нас
Похожи на старушек.

Мимо станции Успенской –
От заката на восход –
В эшелонах длинных с песней
Ехал сорок пятый год.

Прихрамывая, в класс холодный
Вошёл он в кителе морском,
Журнал прикинул на ладони
И поздоровался баском.

В газетке чахленькой фашистский рифмоплет
Наплел сентиментальное такое…
И сердце снова сутки напролет
Кричит, кричит, и нет ему покоя.

Гнут и гнетут холодные ветра
Упрямую полярную берёзу.
Окно землянки с самого утра
Дождя косого заливают слёзы.

Треснул лёд, и кто-то взвизгнул,
И полуторка – под лёд…
Для одних – Дорога жизни,
Для других – наоборот.

В рассвет течёт неспешная река.
Крадётся сон, смежить пытаясь веки.
Туманом смыло ближние стога…
Остановить бы этот миг навеки!

Эта рыжая пыль под ногами, щебенка
Из костей, – не осколки ль, покрытые ржой?
Это, может быть, резвые ножки ребенка,
Что за белою бабочкой гнался межой.

Не ради холодной славы,
Не ради горячей страсти,
Не ради звонкой валюты,
Дающей тепло и покой

«Что значит "норма хлеба"?» –
Перед таким вопросом
Поглядывают в небо,
Пошмыгивают носом.

Здесь, где стояли венгерские части,
Встал наконец-то мемориал.
Бог на органе незримом сыграл,
Чтоб улеглись волны мстительной страсти.