– Почтальонка, почтальонка,
Тяжела ль тебе сума?
– Тяжела моя сума.
Всё газеты да газеты...

Послевоенные дворы.
Игры другой мы знать не знаем:
Он бьёт из-за горы,
А мы в атаке погибаем.

Встань лицом на запад – погляди.
Поклонись родным твоим полям,
Видно, всё, что ждет нас впереди,
Мы с тобой разделим пополам.

Цейхгáуз* – в чёрной копоти.
И рельсы, и пески.
В далёком гуле-топоте –
Тревожные свистки.

– Месяц май, он какой?
Красный, белый, голубой?
Ну конечно, он зелёный!
Распустились ивы, клёны
И берёзы, тополя…

Я шёл в разведку. Времени спокойней,
Казалось, не бывало на войне.
Хотелось отдохнуть на горном склоне,
Присев к прямой приземистой сосне.

Твердил я сербского склады,
Учил я сербский стих.
Как сербские слова тверды,
Как мало гласных в них.

Один – безрукий, тот – с культяшкой,
С чахоткою, а кто – кривой...
Хоть в сторону вздыхали тяжко,
Но радовались: всё живой!

Молчат сурово мраморные плиты,
И надписи уже едва видны.
Однажды навестить друзей убитых
Пришёл солдат из дальней стороны.

Подшил льняную ткань на воротник,
Оружие проверил перед боем:
Враг в ста шагах,
В сто раз следит за мною.

Был мороз.
Не измеришь по Цельсию.
Плюнь – замерзнет.
Такой мороз.

Хоронят Неизвестного солдата.
Он шёл в строю, атаковал когда-то.
Он цену знал и холоду, и ветру
И пал на сорок первом километре.

Я не хочу молчать стыдливо,
Во всём поддакивать хуле,
Хула крива, несправедлива
На хаты крайние в селе.

Когда вчера умолк последний бой
И стал холодным жаркий ствол винтовки,
И крик атак улегся над землей,
И гром артиллерийской подготовки

Гроза – доколе?
Но в начале мая
Над миром встала тихая заря.
Она доныне, жарко полыхая