Зерно лопатой подгребает,
День суетится на току.
Пусть денег он не загребает,
Да много ль надо старику?

Собирались старухи вечерней порой
О невзгодах своих покалякать,
А мальчишки учились науке мужской:
От обиды и боли не плакать.

Ответ, как видно, мне никто не даст,
Чья твердость крепче: сердца или стали?
Тела орудий и тела солдат –
Как равные одним огнем дышали.

Когда, прошедший всю войну,
Седой, глазами молодыми
Он молча взглянет на жену
И медленно бокал поднимет,

Я много лет живу и думаю,
До боли душу теребя,
Что, может, кто-нибудь судьбу мою,
Что, верно, кто-нибудь беду мою

Задумаюсь – очнётся память.
Вчера как будто – боже мой! –
Шагала Зорька с вольных пастбищ
Туманным вечером домой.

Сети ль под небом волгли,
Шли облака ли, –
Там, на закате, волки
Волгу лакали.

Погружены
в томительный мороз,
Вокруг меня снега оцепенели!
Оцепенели маленькие ели,
И было небо тёмное, без звёзд.

За Зееловым погас
Дымный день вдали…
На высоты пятый раз
В наступленье шли.

До тебя здесь никто еще не был.
Это ты увидал с корабля –
Там, где море сливается с небом,
Полосой показалась земля.

Мы видели смерть. И запомнили мы:
Глаза у нее – не мышиные норы,
Но вспышками молний разили из тьмы
И мрак рассекали вокруг ее взоры.

Мне помнится город мой после войны –
Пайки, ордена и в окошках фанера.
Отчаянно были жилища тесны,
Но всюду селились надежда и вера.

Серый камень плаща…
Он глядит за распадок синий,
где летят, трепеща,
журавли над Россией.

Рыбак на Сейме, дед Корча,
Любил выхватывать леща.
Брал карасей, а щук не брал –
Дед не любил у них оскал.

Как хорошо, прижавшись тесно,
За столько лет вдвоём молчать:
Всё этой тишине известно,
На что не надо отвечать.