В море с рек стекается вода.
Жизнь рекой такой же в смерть вольется.
Все как дым растает без следа,
И на счастье миг один дается.

Он родился 9 мая.
И 9 мая отец,
День Победы в Берлине встречая,
День рожденья справлял, наконец.

Да что ты рабски перед ним
Все извертел коленца?
Рисуешь виртуальный нимб,
Расхваливая немца...

Январский день морозный ярок…
В шинель солдатскую одет,
Держу я Родины подарок –
Пурпурный шелковый кисет.

…Долго ехала, Бога молила,
Ветер смахивал слёзы с лица…
Замираю над братской могилой –
Там, где светится имя отца.

…Мы жили двое. Трудно было.
И в этом не твоя вина:
Из-за опушки леса била
Прямой наводкою война.

Когда смотрю на это фото,
Я, как мальчишка, встрече рад:
Передо мной – родная рота, –
Сто двадцать стриженых ребят.

Ах, что и говорить, ах, что и понимать –
ничто не и́дет вспять, ничто не провернётся –
как чёрная вода стоит на дне колодца,
и за руку тебя так нежно держит мать.

…Чтоб страшную тайну не выдать при ней,
Когда её не было дома,
Ревели с запасом на множество дней
Взахлёб в этом горе огромном.

Портрет знакомый на стене,
И в окнах столько буйной сини!
Мой друг погиб не на войне,
Взорвался на забытой мине.

Сейчас, не очень далеко от нас,
идет такое дикое кровопролитье,
что мы не смотрим друг другу в глаза.
У всех – геморроидальный цвет лица.

В пожарище, в мой сорок третий год
Войдёте, ноги вытерев у входа,
И пояснения экскурсовода
Благоговейно впишете в блокнот…

Сухой мороз до боли жёг.
Изба насквозь седою стала.
И лампы жёлтенькой кружок
Нам с потолка светил устало.

Я – в кольце острокрышего города.
В эту ночь, на чужой стороне.
Всё, что сердцу солдатскому дорого,
Как впервые, припомнилось мне.

В машине мрак и теснота.
Водитель в рычаги вцепился…
День, словно узкая черта,
Сквозь щель едва-едва пробился.