ДЯДЯ ДОРЖИ

I

А дядя Доржи не говорит, не слышит,
смеётся беззвучно и улыбается – от души.
И каждый день он мне что-нибудь пишет,
и так мы беседуем с дядей Доржи.

Дрова люблю поколоть – немножко размяться,
сходить за водой и книжку перед сном почитать,
на гору окрестную люблю подниматься
и сверху на Орлик* глядеть: «Благодать!»

Оттуда я вижу селенье в лучах заката,
серебряные поводья Аха-реки.
Волнистые, взлохмаченные, как сарлычата**,
пасутся над каждою крышей дымки.

На горы гляжу на фоне небес бездонных,
на Орлик, окутанный в предвечернюю синеву.
И вижу мне до боли знакомый домик,
в котором у дяди Доржи живу.

II

Лет сорок назад. На Смоленщине это было.
Шёл бой – ни шагу назад, а только вперёд.
Гудела земля, и пуля пехоту косила,
глушил автоматную очередь дзот.

В скрещенье огонь лобовой изрыгающих точек,
над полем, где рвался за снарядом снаряд,
с утра один держал высоту пулемётчик –
в солдатской пилотке скуластый бурят.

И рядом что-то вдруг полыхнуло, взрывная
волна ударила, горячим песком занесла –
и долго лежал солдат, в забытьи пребывая,
пока санитарка не подобрала.

Смертельно контуженный, он всё-таки выжил.
И снится война всё реже в саянской тиши.
Но с той поры не говорит, не слышит
солдат Победы – пулемётчик Доржи.

III

Трещат в печи, обдавая теплом, поленья.
А в доме детишек полно – шумят, галдят.
А самых маленьких дядя берёт на колени
и гладит рукой по головке внучат.

А в детстве мне верилось, что наступит минута –
и голос однажды вернётся к фронтовику.
Но годы текут, не происходит чуда,
и лишь седину прибивает к виску.

И ветер нагорный золотые хвоинки кружит,
и светел будничный день, как чай с молоком.
И дядя Доржи не тужит – с авторучкой дружит
и очерки пишет о крае родном.

А жизнь – она наивысшая от бога награда
тому, кто выжил, не дрогнув в кровавых боях.
И там, на войне, остался голос солдата
и бродит, как эхо, в смоленских лесах.

Подборка предоставлена автором.

* Родное село автора, ныне – административный центр Окинского р-на Республики Бурятия.
** Детёныши монгольских яков.