Сад распускается – перед грозой...
Сад распускается – перед грозой,
дитя рождается – перед войной.
Потом вспоминается: «Боже ты мой,
как было светло перед самой, той…»
Иначе жили до войны, совсем иначе.
Листаю бабушкин альбом и плачу, плачу.
Не оттого, не оттого, что помню мало,
что никого из них в живых я не застала.
Вот мне неведомый кузен в широких брюках,
сверкает бритой головой, томясь от скуки.
На фоне пальмы он стоит, совсем не старый…
А после началась война. Его не стало.
Кудряшки, банты, крепдешин и взгляд лукавый.
Подруга бабушки – она на снимке справа.
Любила петь и танцевать, была упряма…
О чём ты думала, Рахиль, у общей ямы!..
Невестки, внуки, сыновья в парадном платье
на поезд провожают мать… Свисток, объятья…
Я не смотрю на оборот, я знаю, знаю,
там дата – сорок первый год… второе мая…
И вот стоят они – семья, род, корень.
Прабабушка… её платок по-вдовьи чёрен.
Поминки, свадьбы, переезд, арест неправый…
Семья придёт, семья поймёт, семья направит…
И фотографиям моим, где я на фоне
дворцов-музеев, куполов, на горном склоне…
И фотографиям моим, где я совместно
с одним чужим, с другим чужим, – здесь нету места.