Прохладой горной дышит грудь,
Блаженный полумрак…
– Откуда, всадник, держишь путь?
– Из города в кишлак

Вот фронтовая песня отзвучала.
Ещё в душе мелодию храня,
Я попрошу сыграть её сначала,
И баянист послушает меня.

Старик, как маг, затопит баню, заварит веник в кипятке,
И в клубах пара, как в тумане, колдует, сидя на полке.
Духмяным веником да с паром он жарит тощие бока,
И в этот миг, похоже, старость уходит прочь от старика.

Меч булатный. Конь буланый.
Вихревой простор.
Всадник в бурке по елани*
Мчится мимо гор.

Качается рожь несжатая.
Шагают бойцы по ней.
Шагаем и мы – девчата,
Похожие на парней.

Мы кусали шинели, мы синели от боли,
Мы лежали вповалку в старом мрачном костеле.
С потолка и со стен, тонкогубы и строги,
Безучастно взирали незнакомые боги.

Властно владеет любовь душой,
Ненависти не скажешь: постой.
Ненависть – пламя вулкана. Пусть
Станет жена палача вдовой!

Они с детьми погнали матерей
И яму рыть заставили, а сами
Они стояли, кучка дикарей,
И хриплыми смеялись голосами.

С дороги глянешь пристально –
Теряются вдали
Не крыши – треугольники,
Как те, что не дошли.

Живуча память о войне.
Нет-нет, да в душу постучится,
Желая в строчку воплотиться,
А строчка, словно шнур, дымится…

На площади памяти вечной,
Где сжатого сердца – не тронь,
Я видел, как свадьба беспечно
Бросала монеты в огонь.

На поле бранном пали мужики.
От мужиков остались пиджаки.
Их вдовы на еду не променяли,
Хозяев новых к ним не примеряли.

Метров двести – совсем немного –
отделяют от нас лесок.
Кажется – велика ль дорога?
Лишь один небольшой бросок.

Вот мы и взяли Старую Руссу*.
Танцы, танцы – в Речных Котцах!**
Девки застенчивые, русые
виснут на грязных от боя бойцах.

Русские буквы на сером граните.
Шепчется Одер с листвой.
Здесь, над рекой, похоронен был Витя,
Витя – наш друг фронтовой.