Сегодня четыре полета подряд
Мы будем врываться в зенитный ад.
А небо такое святое с утра.
И в розовой дымке полоска Днепра.

За Зееловым погас
Дымный день вдали…
На высоты пятый раз
В наступленье шли.

Давным-давно его на свете нет,
Того русоволосого солдата…
Письмо плутало тридцать с лишним лет
И всё-таки дошло до адресата.

Мела метель, дороги заметая.
Дрожали на морозе провода.
А мы стояли на ветру у школы,
Своим дыханьем согревая пальцы,
Стояли молча.
А вокруг ходили
Те, что согнали нас сюда на площадь,
Под окрики и лающую речь.

Питер, Петербург и Ленинград –
Всё под небом нынешним смешалось!
Духовой оркестр монетке рад,
Дует в трубы, вызывая жалость.

Вторые сутки город был в огне,
Нещадно день и ночь его бомбили.
Осталась в школе карта на стене –
Ушли ребята, снять ее забыли.

Кровью пылает закат.
ночь –
он все выше…
Это русские села горят,

Ветром взвихренные листья
Пролетают, словно лица,
И кленовый Моген-Довид*
Прилипает на асфальт.

Нет, не могилы я запомнил в это
Так трудно ожидаемое лето
Войны, преобразившей Ленинград,
Но гряды огородов, но салат

Гора над моей деревней: возле неё погреться
память не прочь, как будто – это коровий бок.
С вершины этой горы видно другое детство,
или, верней, преддетство, замысел между строк.

Подымайся в бой суровый!
Сбросим рабские оковы,
Уничтожим тяжкий гнет!
За оружие, народ!

И вот в свои семнадцать лет
Я стал в солдатский строй…
У всех шинелей серый цвет,
У всех – один покрой.

оставлен гроб на глиняный бугор.
Последний миг пред вечностью разлуки.
Глаза и губы, словно нам в укор,
Навеки сжаты. И крест-накрест – руки.

Вероломный свинец,
Что он сделал вперёд на полвека!
Если жил бы отец,
Я бы вырос иным человеком.

У меня есть верный котелок,
Без него я был бы одинок.
Хочешь – чаю в нём заваришь,
Хочешь – супу, каши сваришь,