Командир батальона читал до зари «Илиаду».
Стол дощатый скрипел, и огарок чадил восковой,
И в ночи открывалось его воспаленному взгляду
Не сраженье у Трои, а бой под любимой Москвой.

Опасность повисла в эфире –
Слепой и убийственный груз.
В бесплодных мечтаньях о мире
Позорно молчание муз.

Вот, перед боем это было,
Матрос, земляк мой, говорит:
– Пусть ранит, только б не убило…
Живет же зять наш, инвалид.

Возвращались солдаты с войны.
По железным дорогам страны
День и ночь поезда их везли.
Гимнастерки их были в пыли

Вновь сверну я с дороги непройденной
В самый первый свой, отчий дом.
Там, на маленькой улочке родины,
Встречу вновь постаревших мадонн.

Врезалось в память:
Дождь приплясывал,
Дорога была мокрой и скользкой,
И ехал по ней инвалид в коляске.

…Поверь, победой кончится война
И станет эта нива зелена.
Расскажет всем тогда цветок любой,
Как здесь сражался и погиб герой.

В тумане слез – любимой очи,
моя душа – в тумане слез…
Дыханье холода и ночи
разлуки ветер нам принес.

Ты свети, мой фитилек,
Маленькое солнце,
Чтоб тебя найти не мог
Часовой в оконце.

Идем. Осталось нас немного,
У многих посохи в руках,
Из огнеметного былого
Я связь тяну строкой стиха.

Облазив весь курган, бежали к Волге,
на лодочные шумные причалы.
Щербатые холодные осколки
в карманах оттопыренных стучали.

Оголодала мать…
И я в её утробе…
Кровя её скупы, надежды окромя…
Во скудости своей смешались крови обе
И ткали жизнь мою, неслышимо гремя…

Проснулся в испуге-истоме
И взглядом обвёл полутьму.
«Ну, слава те, господи, дома.
А то показалось – в плену…»

Подшил льняную ткань на воротник,
Оружие проверил перед боем:
Враг в ста шагах,
В сто раз следит за мною.

Да, в десять лет мы были дети, но –
Жёсткий, в горьких складках рот.
Я жил на Волге в сорок третьем,
Бежал не с фронта, а на фронт.