Нам удаются фильмы о войне.
За них вручают премии нам в Каннах.
…А в Канске – плачут.
В Канске у экранов
не спорят о подтексте и игре.

Не нашел я заветного дома –
В дом наш бомбой фашист угодил,
Стала улица мне незнакома,
Будто здесь никогда не ходил.

Я давно не жалею нимало,
Что в село не летаю своё.
Мне достаточно мать рассказала
Про военное наше житьё.

Нет, из памяти не сотрётся
Образ мамы в военной форме,
Про прощанье славянки* поётся
На любимой мною валторне.

Я родом из рассказов о блокаде,
из той зимы опухшей и седой,
где в январе в продрогшем Ленинграде
к Неве тащилась мама за водой.

Немцы снова строят переправу,
Связывают наши берега,
Чтобы левый был таким, как правый –
Под пятой жестокого врага.

Вот и подходит к последней черте
Битва – накатами грома.
Пламенем сердце объято, как те
Камни родимого дома,

Долго девушка глядела –
у танкиста грудь горит.
– За какое ж это дело
награждали? – говорит.

Слышишь, батя, тишина какая?
Под ногами жёсткий снег скрипит,
Да заря, за лесом догорая,
Все ещё никак не догорит.

Еще невнятна тишина,
Еще в патронниках патроны,
И по привычке старшина
Бежит, пригнувшись к батальону.

Нам радости разве что снились.
Без хлеба, без ласки отцов
Мужали и в горе крепились
Мальчишки военных годов.

Дороги дальние, о вас я вспомнил снова
Не для бахвальства славой прежних лет,
Пусть камни ваши молча и сурово
Мой крови хранят горячий след.

Стоит, опершись на костыль,
Один под стынью небосвода,
Далёких лет живая быль –
Солдат войны, солдат свободы.

Я День Победы праздновал во Львове.
Давным-давно я с тюрьмами знаком.
Но мне в ту пору показалось внове
Сидеть на пересылке под замком.

В бледные окна сочится рассвет.
Сны угасают – и сходят на нет.
Сизой позёмкою занесены
послевоенные долгие сны.