Кто-то в детстве мяч гонял ногами,
Кто-то плакал от больших утрат…
Боль мою делил я с голубями,
Тишину встречая по утрам.

Как часто снятся по ночам
Бойцы с тяжелою судьбой,
Приходят будто невзначай
Поговорить опять со мной.

Помню военное лето,
вкус молодой лебеды
да за околицей где-то
поступь неясной беды.

Все четыре года убивал
Землю
И не мог убить металл,
Все четыре года, всю войну...

Утро взорвано грохотом грузных моторов,
В небо с гордостью смотрит гвардеец-солдат.
В громовой вышине над оглохшим простором
Строгим сомкнутым строем самолеты летят.

Не павшим был я – без вести пропавшим.
Нас под Мерефой немец прищемил.
В сыром бараке, известью пропахшем,
Арийских вшей три месяца кормил.

«Неизвестный солдат…» – я руками
Прочитал – мне мешала трава...
Со щеки придорожного камня
Горькой вязью стекали слова.

Враги сожгли родную хату,
Сгубили всю его семью.
Куда ж теперь идти солдату,
Кому нести печаль свою?

Закат разлился над рекой,
Спит берег левый, берег правый.
Окутано всё тишиной
У Соловьёвой переправы.

Мне в наследство достались военные сны
И погон с офицерской звездой.
…Входит фронт сквозь усталые ветви ресниц
Обгорелой взрывною волной.

Первый день моей войны –
В сорок первом, под Смоленском,
В артдивизионе Н-ском,
Вижу не со стороны.

Это было в мае, на рассвете.
Настал у стен Рейхстага бой.
Девочку немецкую заметил
Наш солдат на пыльной мостовой.

Выдавали правду по мельчайшей дозе,
Нам внушали долго: «Истина – в вине…»
Мы искали выход в деревенской прозе
И в стихах о страшной мировой войне.

Он не писал с передовой,
она – совсем подросток –
звалась соломенной вдовой;
сперва – соломенной вдовой

И молодеет дед Ероха,
Весь озарится блеском глаз –
Услышит только звук гармошки,
Увидит русский перепляс.