Всё хорошо, светят ясные зори,
Тихие тени в оврагах лежат…
Что ж эти кедры и звёзды в дозоре
Даже при тёплой погоде дрожат?

Мы держались,
Мы ночей не спали…
Сколько же отбили мы атак
За один лишь день?

Во мне воскресла злая сила деда,
Когда тянул я пушку из кювета,
И смелость, что жила в душе отца,
Когда я шел, не прячась от свинца.

А нас обернуло порознь
И вместе уже не раз:
Глядит сквозь военную прорезь –
Как целится – детство в нас.

Я знать не знал в далеком том году,
Когда вокруг лежало все в руинах,
Что вскоре вновь я в этот край приду
И, с ним сроднившись, в жизни не покину.

Эта станция – как солдатка,
что с войны не дождалась солдата.
На платформе старуха-бурятка
провожает сына, как мужа когда-то
с этой станции проводила.

Холодный, цвета стали,
Суровый горизонт –
Трамвай идет к заставе,
Трамвай идет на фронт.

Я хочу забыть вас, полковчане,
Но на это не хватает сил,
Потому что мешковатый парень
Сердцем амбразуру заслонил.

Слобода жила чуть-чуть в сторонке:
Обучалась жизненным наукам.
Но уже носили похоронки,
Правда, по соседним переулкам.

Вдоль некошеной травы,
Пропыленные, как мельники,
От сапог до головы,
Мы идем безостановочно,

Не говори, что в жизни всё нелепо,
Мол, как бы нам в колокола ни бить –
Земля пропахла порохом и хлебом,
И ничего на ней не изменить.

Ленинградцы, дети мои!
Ленинградцы, гордость моя!
Мне в струе степного ручья
Виден отблеск невской струи.

Пасхальной ночью
у двух проталин
Два трупа очнулись
и тихо привстали.

– Нет, ребята, я не гордый.
Не загадывая вдаль,
Так скажу: зачем мне орден?
Я согласен на медаль.

Еще минувшей ночью берега,
Трясясь от орудийной канонады,
Как два смертельных, яростных врага,
На грозный бой сходились без пощады.