Утёсы фортов и соборов
В осенней стихии листвы...
В немецкий мистический город
Я прибыл юнцом из Москвы.

Со мной ты не расплатишься, война.
Со мною ты ещё не расплатилась,
Ничто не отболело, не простилось,
Ничьи не позабыты имена.

С милым домом разлучённые,
В горьком странствии своём
Пьём мы только кипячёную,
А сырой воды не пьём.

На броне по кустам и полянкам,
А потом, мысль о смерти гоня,
Ты бежишь за чадящим танком,
Но зато пред тобою броня.

Мы в письмах писали, что сыты,
Обуты. Что вот поднажмём,
И будут фашисты разбиты,
И мы до Берлина дойдём.

Мы замирали – что как вдруг сорвётся:
Недоставало пальцев на руке.
Прямой, как спица, наш учитель «солнце»
На зависть всем крутил на турнике.

Восемнадцать дворов,
В палисадах деревья.
Восемнадцать дымов
Поутру над деревней...

…Да разве об этом расскажешь,
В какие ты годы жила!
Какая безмерная тяжесть
На женские плечи легла!..

И приветливость во взгляде,
И следы былой красы,
И подзорник* на кровати,
И стенные бьют часы.

Я не знаю, какого цвета
У тебя, дорогой, глаза.
Мне, наверно, тебя не встретить,
Ничего тебе не сказать.

Туман и туман, и туман,
Февральская мутная мгла.
Отец не поднимет стакан
Гранёный...

Я жил в года мучений жутких
На пытки отданной земли.
Шли волны войн, а в промежутках
Приготовленья к войнам шли.

По тем полям, по тем дорогам,
Где друг потерян не один,
Шагал солдат из Таганрога
Через Румынию в Берлин.

Хорошо, что в чертах сыновей
Сохраняются наши черты –
Те же складки меж темных бровей,
Те же склонности, те же мечты.

Плетень перелетали куры,
Кровавый уносили след…
Он выходил хромой и хмурый,
И злой на весь живущий свет.