Она в простом армейском ватнике
Врывалась с нами на высоты,
А про нее в тылу развратники
Рассказывали анекдоты.
1
Москва моя, на каждом слове
Твоих приказов боевых –
Запекшиеся капли крови
Солдат погибших и живых.
Деревья на ветру продрогли,
Сугробы оспенно черны.
И в цейсовские бинокли
Шпили кремлевские видны.
Подавшись в Куйбышев, посольства
Нам соболезнуют уже
И удивляются геройству
На подмосковном рубеже.
И, как выносливые боги,
Мы прячем слабости свои.
Всю ночь воздушные тревоги,
С утра – наземные бои.
И на асфальт Москвы шершавый,
Минуя степи и леса,
Бросают красные составы
Дивизии и корпуса.
И от восточного квартала
Они Москвой проходят все
К охрипшим западным вокзалам
И юго-западным шоссе.
А из Берлина передали
По фронту радиомолвы,
Что отчеканены медали
За штурм и взятие Москвы.
2
Стрижиный взлет ракет сигнальных
И вой сирен – недобрый знак.
На сутки десять генеральных
И пять психических атак.
Но, остановленные нами
На поле боя и судьбы,
Перед окопами и рвами
Встают их танки на дыбы.
Фон Бок* сбивается со счета,
В какой уже не помнит раз,
Полмира взявшая пехота
Не может выполнить приказ.
Ее поземкою заносит,
В глазах оледенел закат,
Но живы всюду двадцать восемь
Бессмертью вверенных солдат.
И генерал-майор Панфилов
Ложится сам за пулемет.
И в штабе писарю чернила
Уже легенда подает.
* Командующий группы армий «Центр» во время вторжения в СССР.
Командовал наступлением на Москву осенью 1941 г.