Звериноликую, кровавую,
Как из фантастики, страну,
Выдавливая краски алые,
Рисуют школьники войну.

Еще не раз салюту загреметь, –
И знаем мы, что после Таганрогских,
Дивизиям мы будем славу петь –
Полтавским, Брянским и Днепропетровским.

Вспоминая дьявола и Бога,
Кое-как молитву бормоча,
Женщины ругали домового
И его пугались по ночам.

Я не знаю, как было не надо…
И не знаю, как надо теперь.
Кто блокаду прожил
Ленинграда,
Пережил зло вселенских потерь.

Мы попрощаемся в Кронштадте
У зыбких сходен, а потом
Рванется к рейду легкий катер,
Раскалывая рябь винтом.

Приходи, отец.
Слышишь, май звенит.
Приходи, отец.
Видишь, стол накрыт.

Я не хочу молчать стыдливо,
Во всём поддакивать хуле,
Хула крива, несправедлива
На хаты крайние в селе.

В пыльной шинели пришла я домой,
Только и дома не так, как было:
Ива под окнами стала немой,
А ведь когда-то она говорила.

В наплыве мерцающей дымки,
Сквозь тусклый махорочный свет
Глядит с пожелтевшего снимка
Солдат восемнадцати лет.

Видно, время пришло вспоминать
Напролёт все бессонные ночи
От невзгод поседевшую мать
И мелодию «Синий платочек»*.

Присмирело море Баренца,
Ночь над берегом тиха.
За скалой в сторонке варится
Краснофлотская уха.

Это Красное Село,
А вот это Гатчина…
Сколько лет с тех пор прошло,
В сердце обозначено.

Чуть горит зари полоска узкая,
Золотая, тихая струя…
Ой ты, мать-земля родная, русская,
Дорогая Родина моя.

Так это все? Прострелена рука –
И снова в тыл? В покой больничный, к сестрам?
А если гнев, как лезвие штыка?
А если ненависть безмерно велика

Сколько лет с той поры отзвенело,
Сколько песен пропел соловей!
Только ты всё по-прежнему, мама,
Ожидаешь с войны сыновей.