Едва война сменилась миром
И стала тишь, куда с добром,
Вдруг, неподвластный канонирам,
Из тучки выкатился гром.

Он лежал, зажимая раны,
Собирая остаток сил.
Танк со свастикой шел упрямо,
По окопам из пушки бил.

Фашист зарылся в темноту.
А в наши лица бьет пурга,
И превращается в мечту
Желание убить врага.

Вошли в село: ни хат и ни людей,
И потому не сделали привала.
Одна березка – седины белей –
Нас, как сестра, приветливо встречала.

На войне боялись все. И страх
Покидал нас лишь перед атакой…
А потом – хоть голова в кустах,
И никто из раненых не плакал.

Мы чуть не сутки без просыпу
В траншее спали у Днепра…
А немец сыпал, немец сыпал,
Воронки рыл у переправ.

Ни выстрелов, ни криков, ни разрывов…
По небу тихо облако плывет,
Да на березе около обрыва
Малиновка мечтательно поет.

Где их застала тишина Победы,
Там и уснули: в танках, на броне,
В грузовиках, на пушечных лафетах,
В садах, в открытом поле и в кюветах

Четыре года – грохот канонады,
Металла лязг, сверлящий вой снарядов.
Четыре года все гудело, выло.
Вдруг тишина густая оглушила.

Я вернусь к тебе, моя Россия,
Через бури, смертью смерть поправ.
Чтоб просторы видеть голубые,
Слышать шум лесов и шелест трав,

Цветам нет дела до войны,
У них свои часы и краски…
Из разбомбленной тишины
Я вынес их в железной каске.

Народ замолчал от печали,
когда
снежный ров был разрыт.
В нём
тело цеплялось за тело.

В больших дворах,
из одного в другой,
многоголовые и разношёрстные,
тянулись очереди за мукой –
томительные, медленные шествия.

Хотелось: крылья грохнуть оземь,
плуг нацепить – и бороздой…
…Пахали женщины на оземь
в степи за взлётной полосой.

Длинными солдатскими ремнями
Пролегла на запад колея.
Воином предстала перед нами
Родина любимая моя.