В ОСВЕНЦИМЕ
И к небу поднял я глаза,
Его разглядывая вроде, –
Неловко было при народе,
Чтобы текла из них слеза.
Ноябрь. Шестое. Школьный вечер.
Суровый сорок третий год.
Победа так ещё далече,
Но наши двигались вперёд.
И канонада наступленья
В свинцовость жизни тыловой
Вносила радость облегченья,
Вселяла праздничный настрой.
...Зал полон. Речи. Поздравленья.
Упругий туш сменяет марш.
Фронтовики сидят на сцене,
И среди них – историк наш.
Он после тяжких двух контузий
Едва держался на ногах
В полупудовых, заскорузлых,
Не знавших сносу сапогах.
И хоть и не была чужбиной
Ему Амурская земля –
Душа рвалась на Украину,
Туда, где вся его семья.
Его любили в нашей школе,
Где он обрёл свой новый дом,
И сторожиха тётя Поля
Ходила за его пайком.
Учитель сам того не ведал,
Как ждал его прихода класс,
Поскольку с ним была Победа
Видней и ближе всякий раз.
Он с непреклонностью солдата
Мечтал ещё вернуться в строй,
Да только вместо автомата
Сжимал костыль постылый свой.
Всегда «последние известья»,
Казалось, раньше всех ловил...
А с фронта всё отрадней вести
Летели в наш таёжный тыл.
Но как ни ждал он сводки этой,
А первым встретить опоздал –
Внезапно праздничной ракетой
Она влетела в школьный зал
И обдала сердца людские
Волной свободного Днепра:
– Освобождён сегодня Киев! –
Мы дружно грянули: «Ура!»
А он, вскочив, какой-то высшей,
Железной властью поднял нас –
И вдруг огромным сапожищем
Как грохнет, и... пустился в пляс.
Всё видел, но такого пляса
Я больше в жизни не встречал –
Он так плясал, как будто насмерть
Змею гремучую топтал.
Порядок вечера сломался,
Стоял, примолкнув, школьный зал,
А он слезами обливался
И всё плясал,
плясал,
плясал...