Нам зарево пожаров освещало
Дорогу от села и до села.
Но в нас сильнее ненависть пылала,
И, хоть прошли с боями мы немало
Германия. Сорок пятый год.
Над Крайцбургом – белые простыни.
Как в саване город. Он пуст и мертв.
Домов почернели остовы.
А я – девятнадцатый год живу.
Мальчишески жадно гляжу я:
Впервые не в книжке, а наяву
Увидел живого буржуя.
Он воздух ловит открытым ртом
И все-таки задыхается:
На тоненьких ножках его с трудом
Огромный живот колыхается.
– Чего желает офицер?
Сигару или шампанского? –
И красные пятна горят на лице,
Хоть рот улыбается ласково.
А вот он еще сильней покраснел,
Запев невеселую арию,
Что так, мол, и так, давно он хотел
Работать на Красную Армию.
Он даже и Маркса читал – «Капитал!» –
(Хоть это и было опасненько)
И по своим убеждениям стал
Самым красным… колбасником.
А в щелочках глаз затаился зверь
За сладкой лакейской гримасой…
Я знаю, в каком он стане теперь,
Кому поставляет мясо.
И знает об этом немецкий народ
И все мои братья по классу:
Фашизм не пройдет! Народ не пойдет
За фабрикантами мяса.