Нет праздничной окраски у войны –
Ее глаза огнем опалены,
Ее поля свинцом напоены,
От крови реки все ее – красны.

Жарко. Пьет боец. У самых глаз
Залегла глубокая морщина.
Может, в бой уйдет он через час.
А пока блаженствует мужчина.

Я сам отголосок войны,
А полной боюсь тишины.

Ополченцы. Добровольцы. Москвичи.
Вперехлёст над городом лучи.
В эти ночи, кровью нашею пьяна,
Заплясала на окраинах война.

Привал в пути у солнечной опушки,
Солдаты в крепкий сон погружены.
Затихли, захлебнулись где-то пушки,
Вокруг покой весенней тишины.

В моём краю война не бушевала,
И даже не было госпиталей,
Но горя горького на всех хватало,
И мамы провожали дочерей.

Жил на Арбате Юрка-граф,
Он по анкетным данным
Одной из многих строгих граф
Причислен был к дворянам.

На развороченные доты
Легли прожектора лучи,
И эти темные высоты
Вдруг стали светлыми в ночи…

Ракеты молча роты жгут,
Вдруг чей-то голос неизвестный
Не дотерпел пяти минут
И затянул так поздно песню…

В дни грозных битв на русском поле боя
Мне доводилось видеть много раз:
Россия-мать, склонившись над героем,
Глядит в зрачки остекленевших глаз.

Хорошо, что в чертах сыновей
Сохраняются наши черты –
Те же складки меж темных бровей,
Те же склонности, те же мечты.

Бой шел всю ночь, а на рассвете
Вступил в село наш батальон.
Спешили женщины и дети
Навстречу к нам со всех сторон.

Атакой обрывался марш,
Рытьем окопов.
И был солдатский подвиг наш –
Для всей Европы.

Серый дым ползет по перелескам,
Дышат гарью черные поля.
Под Москвою, Полоцком, Смоленском
На врага встает сама земля.

Я видела в детстве донские туманы,
Я знала повадки лихого коня.
Далекие предки мои атаманы.
И нет иудейских корней у меня.