Политая кровью и потом,
Согретая солнцем весны,
Земля не бывает банкротом,
Земля не имеет цены.

Бой откатился и совсем утих.
И тишина тревожная нависла.
Нас в отделенье – четверо живых.
И молча рядом мы стоим над Вислой.

Когда я объявляю бой
Войне, поднявшейся из праха,
Я не испытываю страха,
А только мужество и боль.

Бархат яблонь, и сирень в бутонах,
И слепит черёмух белизна –
Или, может, это седина
Ветеранов, что идут в колоннах?

Тёплый ветер дует. Развезло дороги.
И на Южном фронте оттепель опять.
Тает снег в Ростове, тает в Таганроге.
Эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать

Шел смертный бой. Земля в огне кипела.
Был сужен мир до прорези прицела.
Но мы, полны решимости и веры,
Ему вернули прежние размеры.

В радости, мама, мы были вместе.
Беда у меня, но ты далеко.
Я одинок, и мне нелегко.
Ты мне говорила о жизни, о чести…

Он возвратился в сорок пятом
И не узнал родимых мест.
Над чёрным прахом виновато
Сбочила церковь серый крест.

У матери их трое было,
И всех троих она любила.
Настали дни войны…
Пошли на бой с врагом три сына

Опустело полюшко – ни травы, ни колоса,
Дождик над землянкою. Каплет с потолка.
Собрались товарищи и поют вполголоса,
Собрались товарищи возле котелка.

Как часто снятся по ночам
Бойцы с тяжелою судьбой,
Приходят будто невзначай
Поговорить опять со мной.

Лес полон то звоном, то воем,
Никак разобрать не могу,
Откуда берется такое –
Деревья, разбитые боем,

Двести маленьких жидков,
Как один носатых,
Двести чёрненьких жуков,
Чуть подслеповатых.

За каждый шаг тяжелых ног,
За каждый взгляд тупого глаза,
За гнойной свастики плевок
На девственных снегах Кавказа.

Помню Поныри! Птицы кричали.
В дальней роще дымился костёр.
Задохнулась душа от печали,
Обожглась о сентябрьский простор.