Поэты фронтового поколения,
Спасавшие страну от покорения,
Писавшие не строки мимолётные,
А огненные строчки пулемётные...

Двадцатилетние парни, мы появились в траншее.
На потрясенных равнинах участь решили земли.
Шли мы по Унтер ден Линден, шли мы по Зигес Аллее –
Всеми дорогами мира, всеми проселками шли.

Я близ костров цыганских в дальней рощице
В ночном когда-то душу грел свою.
О, как мечтал я на Днепропетровщине
Легендой стать в моем степном краю!

У родника гремят ведром порожним,
Под вечер драят самоваров медь…
А он идёт, до боли осторожно
Прощупывая каждый сантиметр.

Письмо в три угла, в два крыла, в две страницы,
Как только что с облака белая птица
В ладони к солдату, – и кажется, он
Вот в эту минуту – дома.

Уж не ливень, а проливень это –
Как пошел да как хлынет стеной!
Может, смоет он с белого света,
Что наслежено лютой войной.

Я знал, что не погибну на войне,
В какую ни попал бы переделку.
Мне внучка вдруг привиделась во сне.
Она из рук в лесу кормила белку.

В отцовских снах тяжёлых
Усиливался бред.
Он близких звал, которых
Давно на свете нет.

Мы были просто мальчики по возрасту,
Но воины – по долгу и делам,
Когда и кровь, и боль со всею грозностью
В глаза бедою заглянули нам.

Нам зарево пожаров освещало
Дорогу от села и до села.
Но в нас сильнее ненависть пылала,
И, хоть прошли с боями мы немало

На грохочущей сцене,
Среди декораций,
Батальон наступает,
И шквалом – овации.

Как будто костры постовые,
Огни ратной славы цветут!
Солдатушки – вечно живые,
Где косточки ваши гниют?

Кипело военное лето.
Отец отправлялся на фронт.
Зашёл он к фотографу где-то
И стал по привычке во фронт.

На стене тюремной
Сердце и стрела…
Горькая легенда
До меня дошла.

По выходным, когда его просили,
Хоть старым был и за день уставал,
Колхозный кучер, Ващенко Василий,
Военные иконы рисовал.