С пулей в сердце я живу на свете.
Мне еще нескоро умереть.
Снег идет.
Светло.

Мир не забудет этой даты.
Мороз рождественский трещал.
Ступал на землю сорок пятый,
Что стать победным обещал.

Спуская лодки на Неву, мы знали,
Что немцы будут бить из темноты,
Что грудью утолим мы голод стали
И обагрим свинцовых волн хребты.

Послевоенная игра.
Нехваткой торфа и дровишек
Определяла мать сама
Жилищной площади излишек.

У дороги дом стоит,
в доме старый дед сидит.
Уложив ладони горкой,
он в окошечко глядит.

В вагоне свет давно притушен
И пассажиры мирно спят.
В окне снарядами «катюши»,
Сверкая, встречные летят.

С боем взяли мы Орел. Город весь прошли
И последней улицы название прочли.
А название такое, право слово, боевое:
Брянская улица по городу идет.

Курск на войне почти сгорел,
Но, возрожденный, он моложе,
А я, как видно, постарел.
И это не одно и то же.

Нет, не печальницей кроткой, –
Муза приходит в твой дом
Краткой военной сводкой
И вдохновенным трудом,

Слышу мычанье – и год забытый
Шевелится в моём теле.
Ползут ко мне с зелёных джайлау*
Тягучие песни старухи Янчи.

Ах, мудрости стертые –
С ними легко
Быть ни в чем не повинным!
Нас-то ведь нет

Я сегодняшней ночью под утро умру,
Перед самым рассветом, у стенки щербатой.
И ударят в меня, раздирая мне грудь,
Два десятка смертей из шеренги солдатской.

Мой танк стоит на пьедестале,
А я – у жизни на краю,
С осколками немецкой стали,
Слегка задумчивый, стою.

Помню: смертно пить охота,
Даже тень – и та печёт.
Я по очереди сотый
За водой, что не течёт.

Над землею – снегов пелена,
В пепелищах знакомые села.
Над землею, как коршун, война
Свои черные крылья простерла.