Острый ветер морской озорует в палатах,
Шторы синие рвет. Тишина. Белизна.
И «ходячие» бродят по саду в халатах,
И халаты сидят на окопных ребятах

Я жил в задымлённом бараке,
В туманном мире детских грёз.
Сквозь песни пьяные во мраке
Стонал далёкий паровоз.

Усеяны поля, дороги, тропы
Горячим пеплом, грудами костей…
Сюда вели пути со всей Европы,
Обратно людям не было путей.

Сорок первый жестокий,
Сорок пятый победный.
Сорок каждый бесхлебный,
Сорок дружный и стойкий.

Читаю письма фронтовые –
Дрожит душа, дрожит рука…
В них запахи пороховые –
Из огневого далека.

«Кино приехало!» – ликует стар и млад...
Событие – на редкость, долгожданно.
Злой дух опять вселился в аппарат,
Беда лавиной в зал сошла с экрана.

Мы проводили в первый день отцов.
И были эти проводы суровы…
В войну мне не пришлось встречать вдовцов.
Но множились в округе вдовы… вдовы…

Ах, война! То метит в лоб,
То заходит с тыла,
Вот он, узенький окоп –
Братская могила.

Я песни войны не пел под тальянку,
Я с ними не ждал, не страдал,
В ночь передышки в холодной землянке
Я страшное слово «убит» не сказал.

Вся земля – на дыбы из-под ног!
Я живой, хоронить меня рано…
Но дорога к тебе – через тот бугорок,
Радость моя, ангел мой, моя рана.

Я отца терзал вопросами
Про войну, и, хмуря бровь,
Он в ответ: «Чего ж хорошего? –
Грязь, работа, пот и кровь…

Вон в небе журавли… Куда стремится
Высокий и нестройный их отряд?..
Под ними сёла курские горят,
И негде отдохнуть усталым птицам.

Следы жилья ветрами размело,
Села как не бывало и в помине,
И углище бурьяном поросло,
Горчайшей и сладчайшею полынью.

Это – медленный рассказ,
как полет
туч.
Это Северный Кавказ –

Парашюты рванулись, приняли вес.
Земля колыхнулась едва.
А внизу – дивизии «Эдельвейс»
И «мертвая голова».