Пробираясь хвойными чащобами,
Боевую, лучшую из школ,
Памятную долгими походами,
Я с друзьями об руку прошел.

Эти дети от вдовьей деревни.
Никогда им ни в чём не перечь.
Это дети от горестных, бедных,
От случайных, нерадостных встреч.

Не ленинградец я по рожденью.
И все же я вправе сказать вполне,
Что я ленинградец по дымным сраженьям,
По первым окопным стихотвореньям,

В детстве,
Не знавший сахара,
Его я путал с горькой солью,
Боялся в рот положить.

Успенскому колодцу исполать:
Отведаю воды – прибудут силы!
Я бью поклон умению копать
До водной жилы.

За тридевять земель бушует пламя
И превращает города в золу,
А здесь война стоит перед глазами
На каждом повороте и углу.

На вековой прибрежной глыбе,
Где бьет упругая волна,
Штыком, ножом ли кто-то выбил
Людей советских имена.

…А май звенел, светлели дали,
И люди плакали и пели,
И из руин дома вставали,
И топоры кругом звенели.

Довоенные девчонки и мальчишки,
Сколько тягот вам назначено судьбой!
Оккупация, бомбёжки, гибель близких –
Поколенье, опалённое войной.

Весна сорок пятого. Детство.
С протезом на вялой ноге
Приплёлся с войны налегке
Кузьмич, что живёт по соседству.

Гвозди-вести – не слухи войны
Командирам на фронте важны,
Уж потом они кости кидают.
Вот солдата призвал генерал...

На площади памяти вечной,
Где сжатого сердца – не тронь,
Я видел, как свадьба беспечно
Бросала монеты в огонь.

Сын подрастёт.
Вопросами наполнится
Наивный родничок его души.
Придёт он, спросит:
– Что такое солнце?
Откуда оно вышло, расскажи…

Четвертые сутки в размокших окопах
Не спит поредевший в боях батальон.
За нами в руинах, в дыму Севастополь,
Огнем дальнобойным гранит опален…

С детских лет фотографию помню одну
и уже никогда не забуду.
Мать – дипломница пединститута,
а отец – лейтенант,
пол-Европы прошедший в войну.