Потекут снега по полюшку,
Покрепчают холода,
Как тогда – в большое горюшко,
Да, пожалуй, как тогда.

«Скажите, как тут к Зимнему пройти мне?»
И первый встречный –
всех гостеприимней –
поговорит со мной не поленясь,

Молчит, сиротлив и обижен,
Ветлы искореженный ствол.
Заброшенный пруд неподвижен
И густ, будто крепкий рассол.

Харьков слышит гул родных орудий.
Гул все громче. Звук разрыва сух.
Превратились в слух дома и люди,
и деревья превратились в слух.

Я не умру – нет смерти мне,
пока не полюблю.
Я губы красные во сне,
как бабочек, ловлю.

Мы шли оврагом тесным и глухим,
Где затхлостью и прелью отдавало.
Враг мог укрыться за кустом любым,
Чтобы на нас обрушиться обвалом.

Тугой удар – начало канонады,
Пехоту поднимающий сигнал.
И лето зашумело листопадом,
И воздух, жестким шорохом снарядов

Опять возвращаюсь я
К памятной дате…
Ты славно ошибся,
Мой юный солдатик!..

Прохладой горной дышит грудь,
Блаженный полумрак…
– Откуда, всадник, держишь путь?
– Из города в кишлак

Он был вождем. Он был широк.
Умен по-своему и ярок.
России лакомый кусок
Он отдал Киеву. Подарок.

Глухой зимой в лабазе мрачном,
Где прежде сроду не бывал,
Для друга, что лежал с горячкой,
На рынке мёд я покупал.

– Помнишь, мама, колоски военные,
Редкие, на низенькой стерне,
Золотые, необыкновенные;
Поле после жатвы в сентябре?

В дни грозных битв на русском поле боя
Мне доводилось видеть много раз:
Россия-мать, склонившись над героем,
Глядит в зрачки остекленевших глаз.

Я знаю – я клялась тогда,
что буду до конца верна,
как ни тянулись бы года,
как долго бы ни шла война.

Где трава от росы и от крови сырая,
Где зрачки пулеметов свирепо глядят,
В полный рост над окопом переднего края
Поднялся победитель-солдат.