Над цехом очередь – расколото
Морозный воздух дребезжит,
Упав на кожух пневмомолота,
Луч солнца истово дрожит.

Дельфины тёмные показывают спины,
Над морем теплится прозрачный холодок.
А рядом дремлет мирный и старинный
С названием прекрасным городок.

Облетели в стылую осень
Лепестки золотые глаз.
Мама, мама... Багрян и росен,
Август в спелых отавах увяз.

Память о войне во мне осталась,
И ничем её не отскрести.
Всё при мне, что в детстве мне досталось
Перевидеть и перенести.

Мы шли сюда гремящей бурей,
Чтоб выжечь и перемолоть
Всё, что вдолбил треклятый фюрер
В его готическую плоть.

Уже не первый раз на Родину мою
Кичливый алчный враг упорно посягает,
Но неминуемо в чужом краю
Он гибельный конец бесславно обретает.

Я помню жатву – в хлопотах, заботах
Засушливых послевоенных лет,
Как жницы-бабы, мокрые от пота,
Косили трудный, но так нужный хлеб.

Идти устали маленькие ноги,
Но он послушно продолжает путь.
Еще вчера хотелось близ дороги
Ему в ромашках полевых уснуть.

Слышу лишь сердце стучащее.
В строю за оградой простой
Стоят обелиски дощатые,
И каждый – под красной звездой.

Ржавеет каска на могиле.
Бежит дорожка к блиндажу.
…Мы под одним накатом жили,
Мы из одной жестянки пили…

На папертях мы хлеба не просили.
Когда же не хватало и другим,
Мы, дети дальней тыловой России,
Как бабками в игре, делились им.

Угрюмый вечер в тишине окрестной
багряный тон на сизый тон менял.
Я синий снег лопатой поднимал,
бросал – и вдруг… далекий плач оркестра

Неяркий, розовый с зеленым,
Рассвет пробился над затоном,
Над смутной степью перед нами,
Над кучей с меловой спиной,

В том победном году сорок пятом
Шёл вернувшийся с фронта солдат.
Я не мог восхищённого взгляда
Оторвать от блестящих наград.

Я поздней ночью шел в разведку,
Как тишина по тишине,
И, через холм переползая,
Сказал с досадою луне: