Сухой мороз до боли жёг.
Изба насквозь седою стала.
И лампы жёлтенькой кружок
Нам с потолка светил устало.

Ему вручили партбилет
Перед броском-атакой.
Сержанту было сорок лет,
Он родом из Ахтарилей*.

Жуков снова на Мавзолее.
Это видел я, это было
в день двадцатого юбилея,
в день двадцатой мирной весны.

Коптилка на столе сейчас погаснет,
Письма я не успела дописать,
Огонь, – он хочет есть, теперь мне ясно, –
Мы оба с ним устали голодать.

Давно окончена война,
А всё же нет да нет
Взорвется гулом тишина,
Войны минувшей след.

Всю жизнь передо мной
Страничка партбилета
И кровью надпись строчкою неровной:
«Умрем, но не отступим.

Им, помнившим Днепр и Ингулец*,
Так странно – как будто всё снится –
Лежать между радостных улиц
В земле придунайской столицы.

Вот, перед боем это было,
Матрос, земляк мой, говорит:
– Пусть ранит, только б не убило…
Живет же зять наш, инвалид.

Был озабочен очень
Воздушный наш народ –
К нам не вернулся ночью
С бомбежки самолет

В платьице ситцевом.
В кителе старом.
Перед фотографом мудрым предстали
мама с отцом. Молодые совсем...

Вот встретились – и, как родные,
Сидим обнявшись. Ты да я.
Рисковые и молодые,
И очень давние друзья.

Бывшая улица Герцена,
Бывшая улица Гоголя,
Бывшая улица Сердцева,
Бывшая улица Богова?

Срезанный осколками снаряда,
Словно в поле скошенная рожь,
Человек упал, а с неба градом
Сыплется свинец, как дождь...

Что помню, то помню… В начале марта
Там, где на стенке висела карта
Европы в красных флажках побед,
В чёрной тарелке на кухне нашей
С утра зарыдали траурно марши…

Скупа Земля на лавры и бессмертье,
Но знаю я, что на века вперед
Она в своей истории отметит
Неповторимый сорок пятый год.