На площади плясали вдовы,
Дела закончив второпях.
Горели пламенем обновы,
Обвиснув на худых телах.

Ты хлопотливо бродишь по двору
Или грустишь, лишась покоя, мама?
Ты в полдень, перед сном и поутру
Все сына ждешь с тоскою, мама?

Девятый день бушует май
На всём на белом свете,
И за окном под птичий грай
В войну играют дети.

Она пришла перед рассветом,
ещё пропахшая войной,
в шинель солдатскую одета,
с нехитрой кладью за спиной.

Мы все себе кажемся больше
И великодушней, чем есть.
И все мы бессмертны (о, боже!)
И падки при этом на лесть.

Да, наяву, а не во сне,
Днем будничным, обыкновенным,
Идти судьба судила мне
По улицам старинной Вены.

У пыльной военной дороги
Мы сделали краткий привал.
Горели усталые ноги,
В лощине ручей ворковал.

Когда закончилась война,
В село вернулся инвалид.
Он сыну, другу моему,
Привёз свисток.

Здесь война свирепо лютовала,
И курган ходил весь ходуном;
Не было на нем песчинки малой,
Не исполосованной огнем.

Смеется девчонка семнадцати лет.
Смеется в землянке, приникшей к земле.
Видать, ее шуткой какой-то поддели –
Смеется девчонка в потертой шинели.

Знаю, ты хватила горя с лишком,
Раздели́ – так хватит на село.
Только нам, военным ребятишкам,
Было всё же с мамою тепло.

Пять шагов оставалось бойцам до реки.
Больше тысячи верст – до Рейхстага.
Но прошли эти версты с боями полки,
К Волге больше не сделав ни шага.

Ровесники навечно юных,
Смерть повидавшие стократ,
Теперь на праздничных трибунах,
Как небожители, стоят.

Под Полоцком
было так:
мутная
Полота

Когда я принял в грудь удар свинца,
Горячий лоб земля поцеловала.
И в украинце я узнал отца,
Мне украинка раны заживляла.