Ой, березы да сосны,
Партизанские сестры,
Вы поете с ветрами всегда.
Слышу сердцу родную

О нашем времени расскажут.
Когда пройдем, на нас укажут
И скажут сыну: «Будь прямей!
Возьми шинель – покроешь плечи

Поднять бы павших в сорок первом,
Наивных, честных и прямых.
Они б продажным нашим стервам
Не дали прав дурачить их.

О Венгрия! Твои дороги
Текут, открытые, вдали.
Твои обиды, и тревоги,
И слёзы тяжкие прошли.

Это было в Берлине, в майский день, в сорок пятом.
Гул торжественных месс плыл над вешней землёй.
И, обнявшись, смеялись от счастья солдаты,
И вселенский салют полыхал над Москвой.

День догорел, чернобородый всадник
Спускался тихо по тропинке с гор.
Косая тень легла на виноградник.
Мы разожгли на берегу костер.

Восходят рассветы, сгорают закаты,
Не знает, не ищет земля тишины.
В трудах и тревогах седеют солдаты –
Герои давно отгремевшей войны.

На крыше пост. Гашу фонарь.
О, эти розовые ночи!
Я белые любила встарь, –
Страшнее эти и короче.

Еще недавно дым змеился над трубой,
Пекла хозяйка хлеб и бегали ребята…
За этот детский труп в траве перед избой
Любая казнь – дешевая расплата!

Разведку размыло в тумане дебелом.
И взвод провалился в туман, как в трясину.
Я снова ощупал локтём парабеллум,
Который отдать пожалел Константину.

Один упал головой к Москве.
Другой упал головой к Берлину.
А где-то матери плачут две –
У них и было всего по сыну.

Начало я проспал.
Рев, вопли, взрывы матерщины.
По улице, задрав –
столы, оглобли, выварки, узлы

Нам Победы никак не простят;
Не по правилам мы победили.
Судят, как о незваных гостях,
Что без спроса и ели, и пили.

Благословен тот день и час,
Когда раскинулась коврами
Земля, которую Тарас
Босыми исходил ногами

Их было семьдесят бойцов
И капитан седой.
Их было семьдесят юнцов
С нелёгкою судьбой.