Снова крик часового: «Воздух!» –
Деловитый, усталый крик.
Кто-то вяло взглянул на звезды
И опять головой поник.

Весточки из огненного шквала
Дома ждут невеста, друг и мать.
Бой горит. Минут свободных мало.
Из троих – кому мне написать?

Отчизна! Я всегда тебя любил.
Но в юности, назвав себя поэтом,
Подчас не в меру многословным был, –
Не осуждай, прости меня за это.

Лес
В душу лез.
Он пах хвоёю,
Гудел, раскачивался, чах

Фронт не забыт. Его рубцы на теле.
Мы цену жизни знаем хорошо.
Не раз враги тебя стереть хотели,
Но это мы их стёрли в порошок.

Очень мало осталось в памяти…
В небе голуби, как клинки.
Только тополь в зелёном пламени
Да крутые изгибы реки.

Когда в окопах я лежал
Под градом вражьего металла,
Угрюмый лес вокруг стонал
И мне казалось, ты шептала

В больнице умер инвалид,
и три солдатские медали
за то, что не был он убит,
теперь в ногах его лежали.

К ворогу проклятому
Ненависть и гнев.
За крутой расплатою
Мы идем в огне.

Домой залечивать мы едем раны
И видим край родной в тревожных снах,
Из Познани вагоны неустанно
Везут нас, покалеченных в боях.

Я учился писать...
Мимо школы – колонны, колонны
Колыхались рекой
И впадали в невидимый фронт...

Батальоны безымянных солдат
На высотах безымянных лежат.
Может, здесь, где древний тополь шумит,
Тоже воин безымянный лежит.

Послевоенные годы, послевоенные годы.
Свежей газетой рассвета оклеенная стена.
Уходят от устья к истоку незамутнённые воды,
Светят застенчивым светом медали и ордена.

Розы положим на тёплый гранит
И голову склоним в печали.
И скажем себе:
– Здесь никто не убит,
Вы в вечном живёте начале.

Целый день идём мы без привала,
Топь кругом да ржавая вода…
Тут кукушка вслед закуковала,
Начала отсчитывать года.