Там всё было: труд и гулянки,
И горечь недавнего зла.
И травка на нашей полянке
Шелковей и мягче была.
Навезли винограду, товара – под кровлю,
Можно оптом, хоть ящик, кому по плечу.
– Не толпитесь, всем хватит! – взывает торговля.
Но невесело я у прилавка торчу.
Дух медовый, дух сладостный – выше скворечен,
Наконец-то навалом, хоть раз – наконец!
Если б раньше, немножко я был бы утешен:
Перед смертью просил винограда отец.
Мы тогда в огороде копали картошку,
Понаехали в помощь племянники, брат.
Наш отец как-то тихо сидел у окошка,
Как-то очень прощально смотрел на закат.
Что привиделось старой закалки солдату?
Не бои, не полёгший под Харьковом взвод…
– В сорок третьем, – промолвил он, – в нашу палату
Всем по ветке принёс винограду начпрод…
Снова осень. Подуло с полей, посвежело,
К югу тянутся гуси, вот-вот улетят.
А сорока на куче ботвы порыжелой:
– В магазине, – стрекочет, – дают виноград!
Навезли… у прилавка такое творится!
И торговля в запарке – товар ходовой.
– Сколько вам, Николай? – тормошит продавщица…
Не она ль мне припомнится в час роковой?