Как многим, довелось и мне
Побыть солдатом на войне.
Вели дороги, тропы
От Волги вглубь Европы.

Война не вмещается в оду,
И многое в ней не для книг.
Я верю, что нужен народу
Души откровенный дневник.

Прозрачные от горя и корья,
Тянули бабы плуг,
Тянули цугом.
Осколочная рыжая стерня

Плещет речка, в дымке голубея,
Ровной зеленью оделся луг,
И в саду, где наша батарея,
Зацветает розовый урюк.

Стояли насмерть русские бойцы
В сплошном огне и без воды во фляге,
А ветер разносил во все концы
Предсмертный крик и крик «ура!» в атаке.

Была она узостью плошки
И ширью отцовских рубах.
Хмелела от мёрзлой картошки,
Трезвела, пока мы в бомбёжки...

Мы залегли в бурьяне и в пыли.
Замолкла к ночи канонада.
И только пролетают журавли,
Курлыча грустно, к Сталинграду.

В пилотке, сбитой на затылок,
В шинели длинной нараспах,
Он в дом вошёл. И мать застыла,
Оцепенела в двух шагах.

Не павшим был я – без вести пропавшим.
Нас под Мерефой немец прищемил.
В сыром бараке, известью пропахшем,
Арийских вшей три месяца кормил.

Отправляя письмо, я ответа не жду,
Не придёт он, уверен я в этом.
В том далёком теперь сорок первом году
Я расстался, не встретившись, с дедом.

Отгрохотала канонада,
Утих войны грозовый гром –
Мне ничего теперь не надо;
Моя мечта – мой русский дом.

Там, в глубине, у роковой черты
Стоит на дне автобус бело-синий,
Свет искажает параллели линий
На рубеже подводной темноты.

Стоит, опершись на костыль,
Один под стынью небосвода,
Далёких лет живая быль –
Солдат войны, солдат свободы.

Везло: до самого Берлина
Он шёл в передовых цепях
И – ни царапины единой,
А гимнастёрка в орденах.

Зарастает чистый сад,
лето дразнит.
А года летят назад,
словно в праздник.