Степные ветры спину рвут,
Порою кажутся стальными.
Врастают люди в землю тут:
Россия-матушка за ними.

Тёть Феша вымыла раму,
Отставила раму в сторонку.
От мужа ждала телеграмму,
А ей принесли похоронку.

Смерть обрывает земные дороги,
Мертвый навеки уходит во тьму,
Холм да венок или памятник строгий –
Всё, что осталось отныне ему.

Никогда он не был в комсомоле,
Но хранит заветный сундучок.
Средь наград –
В нём память друга Коли...

Сорок трудный год.
Омский госпиталь…
Коридоры сухие и маркие.
Шепчет старая нянечка...

Германия в огнях: огни, огни, огни…
А я иные вспоминаю дни:
Я вспоминаю всполохи огня…
Нет, не меня они ожгли. Но и меня.

В доме должно быть тепло, –
Чтобы печное сопло
Алою глоткой дышало,
Чтобы клонило ко сну...

и вот под веткою омелы
мы видим грубую чету
идут аресты и расстрелы
дрожат челюскинцы на льду

Здесь земля жестокая, как камень
или наша ненависть к врагу.
И, винтовки обхватив руками,
спим, не раздеваясь, на снегу.

Ноябрьский день, деревни голосят,
Собаки скалятся весёлыми клыками.
По всем дворам кололи поросят
Немецкими трофейными штыками.

Тихо кружится звёздная сфера,
Светит млечная пыль на сосне.
«Разворачивай пушку, холера!» –
Это папа воюет во сне.

Ручьями бруствер быстрыми изрезан,
На нём густой травы и нынче нет,
И каска – проржавелое железо –
Лежит на дне окопа тридцать лет.

От Любани до Мги всё леса да болота
И суровый, до блеска стальной небосвод.
От Любани до Мги погибала пехота,
Понимая, что помощь уже не придёт.

Ищу могилу своего отца.
Читаю имена на обелисках
подолгу от начала до конца –
и не встречаю ни в одном из списков.

Потому и Любовью назвали,
Что разлука была позади.
…У отца – ордена и медали,
А у мамы – цветок на груди.