Весна сверкала зыбким изумрудом,
Березы с распустившейся листвой
Предвосхищали золотое утро,
Но в день восьмого мая грянул бой.

Где они, военные дороги?
Отвечаем – пройдены в былом.
Громогласно подводя итоги,
Сели и пируем за столом.

Фронтовые подружки,
Боевой экспонат –
У музея две пушки
На граните стоят.

Вы помните этот плакат,
Где женщина смотрит с плаката?
Так строг её пристальный взгляд,
Как будто я в чём виновата!

Суровое небо, расстрелянный снег.
Десяток бойцов у курганного склона.
По восемь патронов осталось на всех.
Но здесь – Сталинград, оборона.

Шли пленные шагом усталым
Без шапок. В поту и в пыли
При всех орденах генералы
В колонне их – первыми шли.

Идем мы скрытно, без огней.
Пыхтит машина, и одно
Твердит как будто кто-то в ней:
«Давным-давно. Давным-давно».

Сапоги надраены до лоска,
Брызжет с пряжки солнце горячо,
Светится застенчивой полоской
Снежной белизны воротничок.

Природу тихо наполняют звуки.
Роняют пчёлы жёлтую пыльцу.
И чутко-чутко вздрагивают руки,
И молнии проходят по лицу.

Над памятью не мыслю издеваться
И суесловных виршей не плету:
Припомнилась мне «форма № 20» –
Проверка наших тел на чистоту.

Закричит возле дома сорока –
Мать, волнуясь, глядит из сеней:
О! Наверное, гость издалёка
С доброй вестью торопится к ней!

У отца моего не было ни орденов, ни медалей,
потому что его убили
в самом первом бою:
где-то под Ленинградом...

Мы помним всё: дороги отступлений
И те пути, что нас вели вперед.
Перед судом грядущих поколений
За каждый шаг свой мы дадим отчет.

У входа в Освенцим, где люди, застывшие в скорби,
Где слёзы евреев проникли до магмы Земли,
Старик танцевал, чудом выживший узник Адолек,
И дочь его Джейн, и внуки с ним в танец пошли.

Коварна фронта тишина.
Осмыслен красный глаз ракет.
В окопах в рост встает война,
И пахнет порохом рассвет.