Ты хлопотливо бродишь по двору
Или грустишь, лишась покоя, мама?
Ты в полдень, перед сном и поутру
Все сына ждешь с тоскою, мама?

Нет, не забуду никогда, как целился фашист в меня,
Как он жестоко истязал моих детей, мою семью,
Как школу, где учились мы, лизали языки огня
И как, прищурившись, палач стрелял спокойно в мать мою.

Кого винить в разгневанную пору –
Гнезда на пепелище не совьёшь:
Фронтовики поуходили в город,
За ними потянулась молодёжь.

Стояла блокада, стояла тьма,
Морозные улицы стыли,
Стояли слепые пустые дома,
Открытые до сухожилий,

В детстве я вас видел,
Слушал вас не раз,
Идл мит зайн фидл,
Тевье мит зайн бас.

Он с этим именем на фронте
И отступал, и шёл вперёд.
Кричит он: «Вы его не троньте!», –
Когда немного подопьёт.

Осенней новью так рвануло,
Что вздрогнул за рекой погост.
То взрывом огненным взметнуло
Над Лугою* шоссейный мост.

На войне, на берегу реки Ловать,
Я помню, мы встретились с тобой.
Ты поддержал меня хорошим словом,
Поддержку твою я чувствовал и воевал.

В бесстрашном сорок четвертом,
Когда мы летели вперед,
И где-то на развороте
С сиденья тебя сорвет

…Я говорю с тобой под свист снарядов,
угрюмым заревом озарена.
Я говорю с тобой из Ленинграда,
страна моя, печальная страна…

Были отняты жадной войной
И мечты, и пора моя лучшая.
Рано юность рассталась со мной,
Но любовь дождалась-таки случая.

Проходили дорожные
Прямиком через лес.
Поселенцы, осторожные,
Кто с котомкой, кто без…

Прошло не помню сколько лет
И сколько вечеров,
А всё в душе не меркнет свет
Мальчишеских костров.

Глубокий тыл. Как звезды ярки
Огни уральской стороны,
И, вся в лучах электросварки,
Прозрачна ночь и без луны.

...И когда облака продолжали сниженье,
А вблизи и подруги не видно почти,
Голос чей-то с высот ей подсказывал: «Женя,
Для поднятия духа девчатам прочти...»